Пермский театр «У моста» с Гоголем уходил – с Гоголем и вернулся: благодарные нальчикские зрители помнят финального «Вия», а теперь долго не забудут гоголевскую же «Женитьбу».
«Вием» закрылся трёхдневный визит пермского театра в столицу КБР, «Женитьбой» открылся второй – двухдневный. Будем надеяться, тоже не последний. Между прочим, в театре попалась пара, специально приехавшая по такому случаю из Ставрополя.
Старт спектакля походил на встречу старых друзей: на сцену так же, как и в первый раз, вышел Сергей Федотов (в одном лице худрук, главный режиссёр, директор, менеджер-продюсер и прочая, и прочая театра «У моста»), так же тепло всех поприветствовал, напомнил о тридцатипятилетней давности работе с театром «Коврик», помянул добрым словом Казбека Дзудтагова, после чего атмосфера в зале сразу же установилась тёплая и дружеская. Тем более что всех занятых в спектакле публика узнала: лица те же, что и в «Хануме», «Вие» и «Мачехе Саманишвили», включая Карима Шанибова, которого Федотов даже представил отдельно. В «Женитьбе» Карим исполнял роль Балтазара Жевакина.
С гоголевской «Женитьбой» всё, казалось бы, должно быть относительно ясно (насколько вообще что-либо может быть ясно, когда речь идёт о Гоголе): комедия, причём первая бытовая комедия в отечественной литературе. Вроде бы, этим сказано всё. Но Гоголь не был бы Гоголем, если бы не оставил такое мощное пространство для режиссёрского манёвра, что только и успевай удивляться, а театр «У моста» не был бы «мистическим театром» (напомню – единственным в стране), если бы не воспользовался этим по полной и не выжал бы из этого обстоятельства всё.
Справедливости ради стоит упомянуть, что «Женитьбу» театральные деятели довольно давно не слишком сильно воспринимают как реалистическую, хотя, как пишет официальная критика, задумывалась и писалась она именно в этом жанре. При этом с ней, вещью и правда относительно реалистической, на сцене совершенно мистическим образом происходила всякая, в хорошем смысле этого слова, чертовщина. Достаточно сказать, что только в нашем веке с 2000-го по 2017 год в России различными театрами было поставлено более 20 вариантов пьесы. Да что там наш век! Ещё в «12 стульях» было: «Женихи были очень смешны – в особенности Яичница. Вместо него выносили большую яичницу на сковороде. На моряке была мачта с парусом. Напрасно купец Стариков кричал, что его душат патент и уравнительные».
Повторюсь, если бы этого не происходило, это было бы не гоголевским произведением. Короче говоря, Гоголь не был Гоголем, если бы оставил всё плоским. Он же сам и приписал под заголовком пьесы: «Совершенно невероятное событие в двух действиях». Поэтому все тут же вспомнили, что в первую очередь он – мистик. А посему кто сказал, что на реализм «Женитьбы» нельзя замахнуться, как на «Вильяма нашего Шекспира»? «А что? И замахнёмся!» – сказали в театре «У моста». Поэтому в программке зритель, пришедший в тот промозглый декабрьский вечер в Кабардинский театр, прочитал – «Женитьба. Фантасмагория», а ещё ниже вообще – «Фантастическая комедия». А про реализм и бытовую – ни слова.
«Чертовщина» – прошу понимать буквально. Тут моя совесть чиста, поскольку так сам Сергей Федотов и сказал: «У Гоголя в каждом произведении есть чёрт!», уточнил, что не такой, как в сказках – с копытцами и рожками, а вполне живой человек, но – чёрт, а после предупредил: «Поэтому и у нас в спектакле тоже есть Чёрный человек!». И ушёл. А на сцене началась та самая Фантасмагория.
Первый «ход конём» – свет, точнее, его отсутствие. На сцене – практически полная темнота, Подколёсин валяется на диване в халате на манер Обломова, совершенно по-обломовски ленясь даже дотянуться папиросой до свечи, чтобы прикурить, даром, что та вставлена в мундштук и тянуться нужно не особенно далеко. Собственно, кроме этой свечи, другого источника света нет, а потому уже на этом этапе становится не по себе, а тут ещё и ящик комода, на котором стоит свеча, начинает сам собой выдвигаться, а из него, кажется, даже высовывается рука. И это ещё упомянутый Чёрный человек не появился! Впрочем, когда он появляется, то и его «чернота» до зрителя доходит не сразу, потому что на роль Чёрного человека режиссёр определил подколёсинского друга Кочкарёва и даже подсказку небольшую дал, нарядив того в чёрный костюм (прочие, кроме Яичницы, одеты разноцветно). Впрочем, тут же с толку и сбил, потому что часть персонажей появляется из зловещего вида щели в чёрном заднике, который смотрится дырой то ли в некое подпространство, то ли вообще на тот свет, а потому поначалу кажется, что Чёрным человеком может оказаться кто угодно. Но потом всё становится на свои места: усилия Кочкарёва, который вроде как пытается помочь другу, вдруг начинают выглядеть так, будто перед нами то ли демон-искуситель, то ли булгаковский Воланд, склоняющий главного героя чуть ли не продать душу дьяволу, а Подколёсин превращается автоматически чуть ли не в Фауста. Во всяком случае выглядит всё именно так: Кочкарёв не просто желает женить друга! Он рвёт и мечет, он бьётся в падучей, он поднимает такой крик, что становится страшно за его голосовые связки, и в конце концов он даже устраивает что-то вроде колдовского ритуала. И только тогда до зрителя начинает доходить, кто же Чёрный человек. А в самом конце, когда Подколёсин уже выпрыгнул в окно, сбежав от невесты, Чёрный человек каким-то непостижимым образом ловит обоих и венчает-таки. Таинство он проводит в полной темноте, попутно поджигая какую-то бумагу (уж не подписанный ли кровью договор с дьяволом?), которую суёт в тот самый ящик комода, чудом его не поджигая, а лишь напуская дыму. Дым окутывает молодожёнов, больше похожих на сжигаемых заживо покойников, после чего Чёрный человек со спокойной совестью (и страшной улыбкой) уходит в ту самую щель в заднике и долго там с этой улыбкой стоит. Лично я оценил. Тут и сам Гоголь, думается, оценил бы.
Неожиданным этот ход кажется лишь на первый взгляд. Если мы вспомним Гоголя, то он, моё ощущение, вообще побаивался женитьбы. Во всяком случае преподносил он её в своих произведениях как нечто весьма трудновыполнимое. Помните незаконченную повесть «Иван Фёдорович Шпонька и его тётушка»? Там главного героя тоже хотели женить, и единственное, что он сумел произнести, когда его оставили наедине с невестой, это фраза про то, что «этим летом очень много мух». Так что пермский театр вполне угадал, преподнеся свадьбу как нечто дьявольское.
Ну, а нальчикскому зрителю ещё есть чем скрасить промозглый декабрьский вечер: на очереди «Калека с Инишмана».
Асхат Мечиев.
